четверг, 4 июня 2015 г.

Иосиф Бродский. Окололитературный трутень.


«Бродский – в Мичигане, Лернер – в Магадане».
Ленинградская пословица

В настоящей трагедии, гибнет не герой - гибнет хор.
И.Бродский. Нобелевская лекция.

Если почитать советские газеты, то легко можно себе представить, как жилось людям в СССР. В 60-е годы травили все новое и необычное, особенно, если это нравилось молодому поколению. Например, в ряде газет того времени публиковали критические статьи в отношении творчества В.С.Высоцкого. Его песни знали и любили все простые граждане СССР. Наверное, меньше ценил народ официальных эстрадников, певших о партии и Ленине, и реже посещали граждане их концерты, предпочитая слушать Высоцкого, Кукина, Федора Бикела. Значит, надо было этого Высоцкого как-нибудь придавить и других отечественных бардов и западных шансонье «закрыть».
Иосифа Бродского наша публикуемая в газетах «общественность» также очень не любила.
Вот какой фельетон напечатали в газете Ленинградского городского Совета народных депутатов «Вечерний Ленинград». Про авторов этого опуса читайте далее.

Окололитературный трутень


Несколько лет назад в окололитературных кругах Ленинграда появился молодой человек, именовавший себя стихотворцем. На нем были вельветовые штаны, в руках — неизменный портфель, набитый бумагами. Зимой он ходил без головного убора, и снежок беспрепятственно припудривал его рыжеватые волосы. Приятели звали его запросто — Осей. В иных местах его величали полным именем — Иосиф Бродский.
Бродский посещал литературное объединение начинающих литераторов, занимающихся во Дворце культуры имени Первой пятилетки. Но стихотворец в вельветовых штанах решил, что занятия в литературном объединении не для его широкой натуры. Он даже стал внушать пишущей молодежи, что учеба в таком объединении сковывает-де творчество, а посему он, Иосиф Бродский, будет карабкаться на Парнас единолично.
С чем же хотел прийти этот самоуверенный юнец в литературу? На его счету был десяток-другой стихотворений, переписанных в тоненькую школьную тетрадку, и все эти стихотворения свидетельствовали о том, что мировоззрение их автора явно ущербно. «Кладбище», «Умру, умру...» - по одним лишь этим названиям можно судить о своеобразном уклоне в творчестве Бродского.
Он подражал поэтам, проповедовавшим пессимизм и неверие в человека, его стихи представляют смесь из декадентщины, модернизма и самой обыкновенной тарабарщины. Жалко выглядели убогие подражательские попытки Бродского.
Впрочем, что-либо самостоятельное сотворить он не мог: силенок не хватало. Не хватало знаний, культуры. Да и какие могут быть знания у недоучки, у человека, не окончившего даже среднюю школу?
Вот как высокопарно возвещает Иосиф Бродский о сотворенной им поэме-мистерии:
«Идея поэмы - идея персонификации представлений о мире, и в этом смысле - она гимн баналу. Цель достигается путем вкладывания более или менее приблизительных формулировок этих представлений в уста двадцати не так более, как менее условных персонажей. Формулировки облечены в форму романсов».
Кстати, провинциальные приказчики тоже обожали романсы. И исполняли их с особым надрывом, под гитару.
А вот так называемые желания Бродского:
От простудного продувания
Я укрыться хочу в книжный шкаф.

Вот требования, которые он предъявляет:
Накормите голодное ухо
Хоть сухариком...

Вот его откровенно-циничные признания:
Я жую всеобщую нелепость
И живу единым этим хлебом.

А вот отрывок из так называемой мистерии:
Я шел по переулку,
Как ножницы - шаги.
Вышагиваю я
Средь бела дня
По перекрестку,
Как по бумаге
Шагает некто
Наоборот - во мраке.

И это именуется романсом? Да это же абракадабра!

Уйдя из литературного объединения, став кустарем-одиночкой, Бродский начал прилагать все усилия, чтобы завоевать популярность у молодежи. Он стремится к публичным выступлениям, и от случая к случаю ему удается проникнуть на трибуну. Несколько раз Бродский читал свои стихи в общежитии Ленинградского университета, в библиотеке имени Маяковского, во Дворце культуры имени Ленсовета, Настоящие любители поэзии отвергали его романсы и стансы. Но нашлась кучка эстетствующих юнцов и девиц, которым всегда подавай что-нибудь «остренькое», «пикантное». Они подняли восторженный визг по поводу стихов Иосифа Бродского...
Кто же составлял и составляет окружение Бродского, кто поддерживает его своими восторженными «ахами» и «охами»?
Марианна Волнянская, 1944 года рождения, ради богемной жизни оставившая в одиночестве мать-пенсионерку, которая глубоко переживает это; приятельница Волнянской — Нежданова, проповедница учения йогов и всяческой мистики; Владимир Швейгольц, физиономию которого не раз можно было обозревать на сатирических плакатах, выпускаемых народными дружинами (этот Швейгольц не гнушается обирать бесстыдно мать, требуя, чтобы она давала ему из своей небольшой зарплаты деньги на карманные расходы); уголовник Анатолий Гейхман; бездельник Ефим Славинский, предпочитающий пару месяцев околачиваться в различных экспедициях, а остальное время вообще нигде не работать, вертеться возле иностранцев. Среди ближайших друзей Бродского - жалкая окололитературная личность Владимир Герасимов и скупщик иностранного барахла Шилинский, более известный под именем Жоры.
Эта группка не только расточает Бродскому похвалы, но и пытается распространять образцы его творчества среди молодежи. Некий Леонид Аронзон перепечатывает их на своей пишущей машинке, а Григорий Ковалев, Валентина Бабушкина и В.Широков, по кличке «Граф», подсовывают стишки желающим.
Как видите, Иосиф Бродский не очень разборчив в своих знакомствах. Ему не важно, каким путем вскарабкаться на Парнас, только бы вскарабкаться. Ведь он причислил себя к сонму «избранных». Он счел себя не просто поэтом, а «поэтом всех поэтов».
Некогда Игорь Северянин произнес:
«Я, гений Игорь Северянин,
своей победой упоен:
я повсеградно оэкранен,
и повсесердно утвержден!»
Но сделал он это, в сущности, ради бравады. Иосиф Бродский же уверяет всерьез, что и он «повсесердно утвержден».
О том, какого мнения Бродский о самом себе, свидетельствует, в частности, такой факт. 14 февраля 1960 года во Дворце культуры имени Горького состоялся вечер молодых поэтов. Читал на этом вечере свои замогильные стихи и Иосиф Бродский. Кто-то, давая настоящую оценку его творчеству, крикнул из зала: «Это не поэзия, а чепуха!» Бродский самонадеянно ответил: «Что позволено Юпитеру, не позволено быку».
Не правда ли, какая наглость? Лягушка возомнила себя Юпитером и пыжится изо всех сил. К сожалению, никто на этом вечере, в том числе и председательствующая — поэтесса Н.Грудинина, не дал зарвавшемуся наглецу надлежащего отпора. Но мы еще не сказали главного. Литературные упражнения Бродского вовсе не ограничивались словесным жонглированием. Тарабарщина, кладбищенско-похоронная тематика — это только часть «невинных» увлечений Бродского. Есть у него стансы и поэмы, в которых авторское «кредо» отражено более ярко. «Мы - пыль мироздания», — авторитетно заявляет он в стихотворении «Самоанализ в августе». В другом, посвященном Нонне С., он пишет: «Настройте, Нонна, и меня на этот лад, чтоб жить и лгать, плести о жизни сказки». И, наконец, еще одно заявление: «Люблю я родину чужую».
Как видите, этот пигмей, самоуверенно карабкающийся на Парнас, не так уж безобиден. Признавшись, что он «любит родину чужую», Бродский был предельно откровенен. Он и в самом деле не любит своей Отчизны и не скрывает этого. Больше того! Им долгое время вынашивались планы измены Родине.

Примечание.

Речь идет о стихотворении из цикла "Июльское интермеццо" шестьдесят первого года, которое начиналось:

Люби проездом родину друзей,
На станциях батоны покупая,
о прожитом бездумно пожалей,
к вагонному окошку прилипая.

Все тот же вальс в провинции звучит,
летит, летит в белесые колонны,
весна друзей по-прежнему молчит,
блондинкам улыбаясь благосклонно.

А заканчивалось:

Так, поезжай. Куда? Куда-нибудь,
скажи себе: с несчастьями дружу я.
Гляди в окно и о себе забудь.
Жалей проездом родину чужую.

Речь, как всякому понятно, идет о поездках не по США или Израилю, а по Советскому Союзу. (А конкретно - о Подмосковье.) Все сказанное относится к местности, где родился один из друзей поэта и которую поэт проезжает. Вот и все.


Однажды по приглашению своего дружка О.Шахматова, ныне осужденного за уголовное преступление, Бродский спешно выехал в Самарканд. Вместе с тощей тетрадкой своих стихов он захватил в «философский трактат» некоего А.Уманского. Суть этого «трактата» состояла в том, что молодежь не должна-де стеснять себя долгом перед родителями, перед обществом, перед государством, поскольку это сковывает свободу личности. «В мире есть люди черной кости и белой. Так что к одним (к черным) надо относиться отрицательно, а к другим (к белым) положительно»,— поучал этот вконец разложившийся человек, позаимствовавший свои мыслишки из идеологического арсенала матерых фашистов.
Перед нами лежат протоколы допросов Шахматова. На следствии Шахматов показал, что в гостинице «Самарканд» он и Бродский встретились с иностранцем. Американец Мелвин Бейл пригласил их к себе в номер. Состоялся разговор.
— У меня есть рукопись, которую у нас не издадут, — сказал Бродский американцу. — Не хотите ли ознакомиться?
— С удовольствием сделаю это, — ответил Мелвин и, полистав рукопись, произнес: — Идет, мы издадим ее у себя. Как прикажете подписать?
— Только не именем автора.
— Хорошо. Мы подпишем по-нашему: Джон Смит.
Правда, в последний момент Бродский и Шахматов струсили. «Философский трактат» остался в кармане у Бродского.
Там же, в Самарканде, Бродский пытался осуществить свой план измены Родине. Вместе с Шахматовым, он ходил на аэродром, чтобы захватить самолет и улететь на нем за границу. Они даже облюбовали один самолет, но, определив, что бензина в баках для полета за границу не хватит, решили выждать более удобного случая.
Таково неприглядное лицо этого человека, который, оказывается, не только пописывает стишки, перемежая тарабарщину нытьем, пессимизмом, порнографией, но и вынашивает планы предательства.
Но, учитывая, что Бродский еще молод, ему многое прощали. С ним вели большую воспитательную работу. Вместе с тем его не раз строго предупреждали об ответственности за антиобщественную деятельность.
Бродский не сделал нужных выводов. Он продолжает вести паразитический образ жизни. Здоровый 26-летний парень около четырех лет не занимается общественно-полезным трудом. Живет он случайными заработками; в крайнем случае, подкинет толику денег отец — внештатный фотокорреспондент ленинградских газет, который хоть и осуждает поведение сына, но продолжает кормить его. Бродскому взяться бы за ум, начать, наконец, работать, перестать быть трутнем у родителей, у общества. Но нет, никак он не может отделаться от мысли о Парнасе, на который хочет забраться любым, даже самым нечистоплотным путем.
Очевидно, надо перестать нянчиться с окололитературным тунеядцем. Такому, как Бродский, не место в Ленинграде.
Какой вывод напрашивается из всего сказанного? Не только Бродский, но и все, кто его окружает, идут по такому же, как и он, опасному пути. И их нужно строго предупредить об этом. Пусть окололитературные бездельники вроде Иосифа Бродского получат самый резкий отпор. Пусть неповадно им будет мутить воду!
А.ИОНИН, Я.ЛЕРНЕР, М.МЕДВЕДЕВ
«ВЕЧЕРНИЙ ЛЕНИНГРАД», 29 ноября 1963 года.
Публикацию из архива подготовил Денис Усов.
Газета «Новый Петербург» 04.06.2015.



Полагают, что автором фельетона был некий Лернер, бывший капитан госбезопасности (хотя в газете статья подписана тремя именами - А.Ионин, Я.Лернер, М.Медведев).
Этой публикации было недостаточно, чтобы началось судебное преследование поэта. Времена уже были не сталинские! Ослабла власть, обленилась репрессии творить.
Позднее появился и ещё один призыв, окоротить Бродского.
8 января 1964 года в том же "Вечернем Ленинграде" – новый выпад против Бродского, под заголовком: "Тунеядцам не место в нашем городе". Пишут научные сотрудники, студенты, преподаватели, рабочие-газосварщики, и всех их глубоко возмущает поведение Бродского.

Статья "Окололитературный трутень", опубликованная в №281 нашей газеты за прошлый год, вызвала широкие отклики среди читателей. Особенно много писем поступило от молодежи. Это и понятно. Ведь в статье шла речь о молодом человеке – Иосифе Бродском, который перестал учиться, не работает, ведет паразитический образ жизни и занимается кропанием формалистических стишков. Естественно, что такое поведение не может не вызывать у советской молодежи резкого осуждения.
"Нас возмущает, – пишут студенты Технологического института имени Ленсовета тт. Плачкова, Фейгин, Грудницкий, Плакидин и Казаков, – что в Ленинграде четыре года живет самый настоящий тунеядец. Бродского уговаривают, увещевают, проводят с ним воспитательную работу, но так и не могут заставить заняться общественно полезным трудом".
Статья обсуждалась и в Технологическом институте холодильной промышленности. По поручению группы студентов преподаватель кафедры истории КПСС П. Н. Смирнов пишет в редакцию:
"Обидно, что есть еще среди нас такие люди, как Бродский и окружающая его жалкая кучка прощелыг. Невозможно не выразить своего негодования в адрес этих бездельников".
По мнению т. Смирнова, опубликованная в газете статья поднимает важный, актуальный вопрос, связанный с воспитанием молодежи. В то время как замечательная советская молодежь завоевывает космос, самоотверженно трудится в цехах заводов, на целинных землях, практически решая задачи строительства коммунизма, находятся отдельные юнцы, которые проводят время в праздном безделье, интересуясь только собственной персоной. Нельзя потакать великовозрастным бездельникам типа Бродского.
Ю. Кнорринг из комсомольско-молодежного оперативного отряда Петроградского района считает, что Бродскому не место в Ленинграде.
Группа студентов Института водного транспорта пишет: "Таких тунеядцев, как Бродский, надо сурово наказывать в административном порядке". Эту же мысль высказывает газосварщик завода "Электросила" Ю.Беседин, старый производственник Я.Черняков и многие другие.
Совершенно справедливо ставит вопрос сотрудник Ленинградского пассажирского агентства В.Зайченко.
"Возмущает поведение не только Бродского, – пишет он, – но и тех, кто покрывал все его проделки, потакал ему".

К сожалению, и после опубликования статьи "Окололитературный трутень" нашлись у Бродского ярые защитники. Некоторые из них решили откликнуться злобными письмами в адрес авторов статьи. С пеной у рта защищают они Бродского, пытаясь опровергнуть факты, доказать его исключительную талантливость, чуть ли не гениальность.
Кто же эти люди, вступившиеся за тунеядца? Прежде всего, понятно, его близкие знакомые, те, кто курил ему фимиам. Среди них К.Кузьминский, по существу – тоже тунеядец; лишь недавно он устроился на подсобные работы в Эрмитаже. Кузьминский – один из тех, кто усердно перепечатывает и распространяет упаднические, пессимистические стихи Бродского.
Некоторые из защитников Бродского по существу ничего толком не знают о нем и тем не менее выступают в роли защитников. Кандидат исторических наук А. Горфункель так прямо и пишет: "Я не знаком с фактами биографии Иосифа Бродского". И, несмотря на это, он позволяет себе считать статью "клеветнической". На каком основании? На том, что он, Горфункель, что-то от кого-то слышал. Ничего себе аргумент! На том же основывает свою защиту Бродского преподаватель филиала Политехнического института на Металлическом заводе И.Ефимов.
Напрасно, думается, выступает от имени инженеров-геологов младший научный сотрудник института Гипроникель Е.Купман. В своем письме, берущем под защиту Бродского, она пишет, что выражает мнение друзей-инженеров, "болеющих за нашу культуру". Однако достоверно известно, что никто в институте ей писать такого письма не поручал. Купман, знакомая Бродского, выражает свое собственное ошибочное мнение. Зачем же, спрашивается, занимается она фальсификацией? Очевидно, для большей убедительности.

О том, что представляет собой Бродский во всем своем неприглядном виде, свидетельствует письмо, поступившее из Всесоюзного научно-исследовательского геологического института. В 1961 году Бродский был принят на сезонную работу в отряд восточносибирской экспедиции института. О том, как зарекомендовал он себя на этой работе, можно узнать из справки начальника отряда Г.Лагздиной.

"Когда отряд добрался до места назначения, – пишет т. Лагздина, – Бродский отказался выполнять свои обязанности. Кроме того, он пытался заставить других техников, работавших в этой же партии, последовать его примеру. Его поведение было настолько возмутительно, что пришлось немедленно его уволить.
О Бродском можно сказать: таким не должен быть советский человек. Ложь, полнейшее отсутствие понятия о совести и долге перед своими товарищами в тяжелых таежных условиях – это основные качества Бродского. Для него характерно нежелание работать", – пишет в заключение Лагздина.
А вот еще один документ, свидетельствующий о неприглядном облике Бродского и тех, кто его рьяно защищает. К сожалению, автор этого письма не называет своего имени. Некогда он принадлежал к тем, кто поддерживал Бродского, пресмыкался перед ним, а теперь понял, что представляет собой этот тунеядец. Он рассказывает о возне, которую подняли защитники Бродского, вербуя себе сторонников, заставляя их выступать в защиту тунеядца. Автор письма называет Бродского карьеристом, который не останавливается ни перед чем.
Никакие попытки уйти от суда общественности не помогут Бродскому и его защитникам. Наша замечательная молодежь говорит им: хватит! Довольно Бродскому быть трутнем, живущим за счет общества. Пусть берется за дело.
А не хочет работать – пусть пеняет на себя.

Авторы басни «Юпитер и лягушка»

Про А.Ионина ничего не нашел в Сети.

Яков Михайлович Лернер – освобожденный секретарь профкома Ленинградского технологического института. 

О нем вспоминает в «Литературной газете» публицист Евгений Рейн.
На пиджаке его всегда красовалось несколько орденских колодок. Он охотно рассказывал о своих военных подвигах. Как он прокладывал Дорогу жизни по Ладожскому озеру во время блокады, как вылавливал немецких диверсантов, как к его советам прибегали маршалы Жуков, Говоров, Рокоссовский. Говорилось всё это буднично, без нажима. Дескать, это всё было, было… Маршалы и генералы могут подтвердить.
Время было переменчивое. XX партсъезд, доклад Хрущёва о культе личности. Мы с друзьями в институте решили выпустить стенную газету «Культура». В ней наивные заметки о выставке Сезанна в Эрмитаже, о театре Акимова, о русских изданиях Хемингуэя, о фильме «Чайки умирают в гавани» – и всё в таком роде.
Это была осень 1956 года. Но тут произошло восстание в Будапеште, которое подавили советские танки. И кто-то наверху сказал, что в Венгрии тоже всё началось со студенческого клуба имени Шандора Петефи. И тогда в малотиражке «Технолог» появилась статья Лернера «Культура», суть которой сводилась к следующему: это антисоветский заговор, от «Культуры» до бутылок с зажигательной смесью только один шаг. Тотчас подоспел и московский корреспондент из «Комсомольской правды». И вот уже в главной комсомольской газете страны целая полоса вопрошает: «Чего же хотят товарищи из Технологического института?» А хотят они, естественно, мятежа, расправы над коммунистами-ленинцами, антинародных буржуазных свобод со всеми вытекающими последствиями.
И тогда органы всерьёз занялись редколлегией студенческой стенгазеты «Культура».
Лернер написал статью про редколлегию и всех диссидентов поувольняли или отчислили.
Вот отрывок из этой статьи:
«Надо прямо сказать, что редактор газеты "Культура" т. Хануков и члены редколлегии в своих статьях занимаются "смакованием" ошибок, имевших место в связи с разоблачением ЦК КПСС культа личности. Таковы статьи о М.Кольцове, фельетон о литературе.
В газете имеется попытка навязать свое мнение нашей молодежи по ряду вопросов, связанных с зарубежным кино, живописью, музыкой (статьи Наймана о кинофильме "Чайки умирают в гавани", статья Е. Рейна о Поле Сезанне и т.д.)...
Редакция допускает коренные извращения. В отдельных статьях прямо клевещет на нашу действительность, с легкостью обобщая ряд фактов, и преподносят их с чувством смакования, явно неправильно ориентируя студентов на события сегодняшнего дня.
Я уехал работать на Камчатку в геологическую партию. Когда вернулся, узнал, что Лернер в Технологическом институте больше не работает. Обнаружились большие денежные растраты. В его ведении были финансы, которые зарабатывали институтская самодеятельность, спортивные команды. Пропал также отрез натурального бархата, предназначенный для занавеса институтского клуба. И ещё что-то. Долго о Лернере ничего не было слышно.
Евгений Рейн и Иосиф Бродский

Наступил 1964 год. Вышел знаменитый хрущёвский указ о борьбе с тунеядством. Я к этому времени уже работал инженером-механиком на заводе «Вперёд» в Ленинграде. Однажды меня вызвали в 1-й отдел, т.е. отдел кадров. А за ним, как известно, всегда присматривал КГБ. Рядом с завотделом за столом сидел Лернер. Попеременно Лернер и кадровик задавали мне какие-то туманные вопросы. О моих антисоветских настроениях, о встречах с иностранцами, о всяких нехороших отношениях.
Поспрашивали и отпустили.
Видимо, я на роль жертвы не годился: инженер-механик, работает в цеху, зарплата 110 рублей… Словом, не то. И тогда Лернер нашёл Бродского. Задержали его, кстати, дружинники. История всем хорошо известная. Я был на судебном заседании, том самом, который застенографировала Фрида Вигдорова.
Лернер бродил по залу с тяжёлым катушечным магнитофоном в руках, не думаю, однако, что магнитофон был включён. Это была чистой воды декорация. Я уверен, что именно он и подобрал замечательных свидетелей обвинения, которые ничего никогда не читали и впервые увидели Бродского на процессе. Бродский получил пять лет ссылки, а через два года был амнистирован.
И опять потекли годы. В 1972-м, в июне, Бродский уехал в США. А через пару месяцев нашу компанию потрясла невероятная новость – Лернера судят. Да-да, судят в нормальном народном суде, что на улице Толмачёва в Ленинграде. Судят за многочисленные аферы, воровство, жульничество, самозванство и всё в этом роде.
Я, конечно, пошёл на суд. Лернер сидел на скамье подсудимых. Я прошёл мимо. Увидев меня, Яков Михайлович сложил пальцы в виде тюремной решётки и внятно сказал: «Рейн, я тебя посажу». Но на этот раз посадили как раз его. При этом выяснились невероятные вещи. Он вообще никогда не служил в армии. Часть военного времени он провёл в Самарканде, где был завхозом госпиталя. И уже тогда обвинялся в хищении сотен комплектов постельного и личного белья. Потом некоторое время работал на ферме, заведовал кормлением животных; те чуть не подохли от истощения, поскольку их почти не кормили – весь фураж уходил налево.
Лернер и наград никаких никогда не получал. Все его ордена и медали – фальшивки. Он где-то раздобыл чистые наградные листы и попросту заполнял их на своё имя (он даже наградил себя орденом Ушакова I степени, который присуждался за победы на флоте). К Дороге жизни через Ладогу он тоже не имел никакого отношения.
Были и ещё какие-то обвинения, всего не упомнить. Он получил срок, кажется, 6 лет. Напрасно он говорил, что все обвинения, которые ему предъявляют, ничего не значат в сравнении с пользой, которую он приносил государству, участвуя в идеологической борьбе с диссидентством. К этой части его деятельности суд оказался глух, и Яков Михайлович наконец сел. Как пошутил один из наших приятелей: «Бродский – в Мичигане, Лернер – в Магадане».
Всё-таки это был человек особый. Видимо, одновременно и авантюрист, и преступник, и шизофреник. Давным-давно он обнаружил в советской системе некую тёмную изнанку. Всё то, что было связано с её закрытостью, блатом, демагогией, страхом перед КГБ и вообще страхом, доносами, покровительством людям, нужным системе, телефонным правом, советским беспределом и всем прочим, что выросло в недрах системы и прикрывалось коммунистической идеологией, цинизмом, а порой и откровенной уголовщиной, – всё это он использовал десятилетиями. При всём том человек он был полуграмотный. Выяснилось, что статейки и заметки в газетах, часто им публиковавшиеся, писали за него какие-то уж совсем тёмные и неизвестные личности. Он не всегда и знал, что там они пишут. Через год или два его посадили во второй раз. И снова он вышел раньше срока на свободу. И опять взялся за своё. Даже участвовал в народной дружине, этаком совдеповском «антимайдане» шестидесятых годов прошлого века.
Первым делом дружинника Лернера стало изобличение группы верующих евреев, которые собирались на квартире и изучали там иврит и молились. Несмотря на то, что Яков Лернер сам был евреем, он вместе со своим отрядом несколько раз разгонял иудеев, а потом донёс на них в милицию. В итоге усилиями бдительного дружинника глава этой группы верующих евреев Белоцерковский был выслан из Ленинграда.
Яков Лернер вместе со своей дружиной был грозой «антиобщественных элементов» Ленинграда. В общей сложности он добился высылки из города около 20 человек, более десяти человек получили тюремные сроки. Деятельность Лернера оборвалась в 1973 году. Он был арестован и приговорён к 6 годам заключения за вымогательство крупных сумм денег у фарцовщиков.

Какое удивительное упорство, видимо, иначе жить он уже не умел. По сути, он являл собой некую трансформацию бессмертной литературной фигуры Остапа Бендера. Но какую зловещую трансформацию! Ни остроумия, ни обаяния ильфопетровского персонажа. Только подлость, хитрость, приспособленчество, доносительство, умение выуживать из воздуха времени какую-то выгоду, иногда просто красть, иногда организовывать аферы и идеологические кампании чуть ли не государственного масштаба.
Умер он в Ленинграде, кажется, в 90-х годах. На его первом судебном процессе выступала в качестве свидетеля его взрослая дочь (фамилия её была не Лернер, а какая-то иная, возможно, по мужу). Когда судья спросил её, кем она доводится обвиняемому, она не ответила, а только громко, в голос зарыдала. Мне это показалось весьма символичным.

Источники: old.lgz.ru  ttolk.ru/

М.Медведев. Настоящая фамилия Берман. Автор статьи в «Вечернем Ленинграде» против самиздата и журнала «Ересь», издававшегося студентами в 1956 году.

Вспоминает Е.Рейн.
Первый фельетон "Окололитературный трутень" появился в газете "Вечерний Ленинград" 23 ноября 1963 года. Его подписал и, видимо, самолично написал ответственный секретарь газеты Берман (псевдоним Медведев). И лет двадцать назад я в гастрономе на Невском встретил этого самого Бермана, которого я знал, потому что ещё в школьную пору работал в "Вечернем Ленинграде" внештатным репортёром. И Берман меня тоже узнал, отошёл со мной в сторону, такой довольно жалкий, опустившийся старик, и сказал мне: "Женя, вы же понимаете, что я написал тот фельетон не по своей воле. Меня заставили. Вы уж поймите, простите меня". Ну что я мог сказать?
Лернер представлялся внештатным сотрудником "Вечернего Ленинграда" - у него действительно был там свой закуток, его держал при себе сотрудник редакции Берман, которому он поставлял материал. Но пройдет несколько лет и выяснится, что именно в редакции Лернер назначал встречи людям, которым за хорошую сумму обещал помочь с приобретением машин и кооперативных квартир. Это выяснится на суде - уже над Лернером! - и гонитель Бродского получит срок за мошенничество.

Марк ГАЛЕСНИК:
Была в «Вечернем Ленинграде», помнится, такая вполне одиозная личность. Одно время он был, а я помню это по собственной практике общения с ним, завотделом фельетонов «Вечернего Ленинграда». Причем весьма и весьма бдительным к нашему брату - автору определённой национальности…
– Медведев?... Вроде такого там уже не было… А! Подождите. Конечно! Медведев – это же Берман! Это человек, который написал в своё время известный фельетон про Бродского… Как же, как же. В те времена, когда я там работал, он был ещё членом парторганизации газеты, ходил на все партсобрания, на которые и меня тоже приглашали как беспартийного фельетониста, для порядка. Он, кстати говоря, до последних дней считал, что Бродский был тунеядцем и заслуживал общественного порицания. И ни возражений, ни других точек зрения по этому поводу Берман не принимал. Так что мне удалось столкнуться с той самой эпохой. Я, кстати, помню даже последнее партсобрание в редакции, посвящённое роспуску коммунистической партии и выходу из этой коммунистической партии абсолютно всех, кто в ней состоял. Между прочим, тогда мне впервые в жизни пришла в голову идея вступить в коммунистическую партию… Меня даже, помню, тогда попросили не портить торжественности момента, и я воздержался от этого шага. Последним выходил из партии главный редактор, который очень нервничал, поскольку был, по должности, членом горкома партии. Он написал уникальное в своём роде заявление, буквально следующее: «в связи с выходом из состава партбюро, прошу меня уволить из рядов КПСС»
Источник: berkovich-zametki.com

Судьба России в XXI веке
Справка об этом сайте.

Какое государство сложится в России в 21 веке: деспотия, демократия, олигархия, монархия, анархия или, может быть, клерикализм?
Блог создан после выборов в декабре 2011 года, которые, по мнению наблюдателей, были сфальсифицированы.
Народ возмутился столь явным обманом и вышел на площади в Москве и Петербурге. Авторы публикаций в этом блоге общественник Юрий Вдовин, журналист Александр Сазанов, интеллигент Леонид Романков, петербургский адвокат Сергей Егоров, политик Павел Цыпленков, искуствовед Сергей Басов, автор концепции сферной политики Лев Семашко в те тревожные дни сделали соответствующие заявления.

Группа депутатов Ленсовета 21 созыва (полномочия с 1990 по 1993 год) и в настоящее время озабоченно следят за судьбой России, помещают в настоящем блоге свои заметки, статьи, ссылки на интересные сообщения в Интернете, газетные вырезки, наблюдения, предложения.

На страницах этого блога - публикации о политике, истории, культуре, экономике, войне, финансах:




Судьба революционных реформ в книге
«Колбасно-демократическая революция в России. 1989-1993»

The Fate of Russia in XXI Century
History of the online journal.

Blog created after the election in December 2011, which, according to observers were rigged.
The people protested so obvious fraud and went rallies. Deputies of in while made declarations.
Petersburg politics convocation currently preoccupied follow the fate of Russia, put in this blog his press clippings, links to interesting posts on the Internet, articles, observation, Offers, Notes.

What kind of state will become Russia in the 21st century: oligarchy, monarchy, despoteia, anarchy, democracy or, perhaps, clericalism?

On the pages of this online journal - publication of the Finance, War, History, Economy, Culture, Politics:




Modern History of Russia in the book
« Sausage-democratic revolution in Russia. 1989-1993»


Комментариев нет :

Отправить комментарий